Василий Розанов и Константин Леонтьев.
Оптинский отшельник разбудил то, что давно таилось в душе провинциального учителя. Леонтьев обнажил раны, которые не заживали в душе Розанова до конца дней. Вопрос, поставленный Розановым в Темном лике: «в согласии ли дети Божии, Мир — дитя и Иисус — дитя», трагическим изломом прошел через всю жизнь Леонтьева. Его душа соединяла в себе две природы: одну светлую, радостную, любящую красоту, пышное и многообразное цветение жизни, другую мрачно — напряженную, демонически темную, стремящуюся к отречению от мира. «Чем дальше от религии (Леонтьев), — говорит Розанов, — тем веселее, радостнее. Южным солнцем залиты его великолепные полотна с картинами восточной жизни, а сам он привольно отдается в них влюбленному очарованью, сладостно впитывая пряную стихию. Но достаточно, чтобы пронеслось дыхание религии, и все темнеет, ложатся черные тени в душе поселяется страх». («О Константине Леонтьеве». 1917 год.)
Далее
И точно. Для Леонтьева христианство религия спасения. Мир обречен гибели в огне Страшного Суда, спасутся избранные, как о том свидетельствует Апокалипсис, а творение Божие, любимый первенец от начала дней, сгорит в огне мирового пожара. «Вера в божественность Распятого при Понтийском Пилате Назарянине, Который учил, что на земле все неверно, и все неважно, все недолговечно, а действительность и вековечность наступит после гибели земли и всего живущего на ней; вот та осязательно-мистическая точка опоры, на которой вращался и вращается до сих пор исполинский рычаг христианской проповеди». (Соб. соч. т. 8 стр. 182.) Но, несмотря на все эти декларации, к этому неверному, неважному, недолговечному миру крепко прикипела душа оптинского отшельника. Его несчастное, раздвоенное в себе сознание не принимало языческого христианства старца Зосимы, но и не могло совершенно отказаться от мира. Любая мысль, в какой бы форме она не проявлялась, о царстве Божием на земле приводила Леонтьева в раздражение. Он не принимал и не понимал слов Исаака Сириянина о сердце милующем, о возгорении сердца о всем творении, для него не существовало христианства Сергия Радонежского с приятием и любовью ко всей твари. Это положение вещей имело глубокие основания в историческом развитии Русского Православия. Некогда теократическое, стремящееся устроить на земле царство Божие, Русское Православие после реформ Никона стало аскетическим христианством Ферапонта, исповедующим спасение души, как свою единственную цель, и эсхатологическую гибель мира. Константин Леонтьев говорит, что последнего мнения держались Феофан Затворник, оптинские и афонские старцы.
Поначалу Леонтьев и Розанов были как бы единомышленниками. Розанов писал к Леонтьеву восторженные письма, представляющие собой сплошные дифирамбы. Леонтьев, которого судьба не баловала вниманием, был удивлен и растроган, обнаружив столь пылкого почитателя его литературного таланта. Но в душе Розанова уже зрела страшная буря. Леонтьев открыл крышку сосуда, в котором был заточен страшный антихристианский дух отрицания. Очень скоро Розанов осознал совершенную противоположность своих взглядов на природу христианства и взглядов Константина Леонтьева. Они оба воспринимали христианство как религию спасения из неумолимо гибнущего мира, как упование на неземную реальность, но Леонтьев всеми силами пытался подавить в себе язычника, а Розанов навсегда остался иудеем, накрепко прилепленным к Божьему миру. Он отрицал христианство ради вечной лозы жизни, вечного плодоношения и произрастания. В личности Леонтьева Розанов, вопреки здравому смыслу, не хотел видеть два противоборствующих начала: христианство и язычество. Он вкладывает в его уста вечный гимн жизни, совершенно не считаясь с христианским ликом Леонтьева. «Вот что: любите жизнь! Любите ее до преступления, до порока. Все к подножью древа Жизни. Древо Жизни — новая правда, и это одна правда на земле. И до скончания земли. Ничего нет священнее Древа Жизни. Его Бог насадил. А Бог есть Бог и супротивного наказует. Только его любите, только им будьте счастливы, не отыскивая других идолов. Жизнь в самой жизни...Ибо в Древе Жизни — Бог, Который насадил его для Земли». (О К. Леонтьеве. 1917 г.) Как мало этот дифирамб соответствует действительному мировоззрению Константина Леонтьева. «Смотрите, — позже писал Розанов к Голлербаху, — Достоевский и карамазовщина, — К. Леонтьев с его эстетикой, —какое все это уже антихристианство, какие опять Афины, и знаете ли Вы, что именно в России суждено придти Антихристу, т. е. опять восстановить фалл, обрубленный Алкивиадом, окончательно Христом». (21 письмо к Голлербаху. Василий Розанов Избранное. стр. 530. А.Нейманис 1970 г.) Пророчество Розанова о пришествии антихриста в России сбылось в 1917-ом году самым страшным образом. Приезжайте ко мне Василий Васильевич, — звал Розанова Леонтьев, — я скоро умру. Но тот так и не собрался, постоянно ссылаясь на занятость и всякие пустяки. В действительности же христианство, к которому пытался прилепиться Леонтьев, и которое не мог принять Розанов, навсегда разделило их земную жизнь, и только смерть свела их вместе на маленьком, ныне заброшенном кладбище Гефсиманского Черниговского скита.
Полная статья здесь - http://www.phg.ru/issue22/fg-14.html